Жили в деревне два брата по соседству, один был богатый, другой — бедный. Попросил как-то бедный у богатого муки в долг. Но по пути домой вдруг подул ветер и всю муку по полю развеял.
Жил-был в одной деревне мужичок —Никитой звали. Сословия бедного, в погребе у него пусто, в кладовых — чисто, а детей — полон дом.
Вот прошло время—не стало у мужика ни хлеба, ни соли. Нечем ребятушек кормить. Пришлось к богатому брату идти. Отсыпал тот с полпуда муки.
— Бери, — говорит, — летом вдвое отработаешь.
Пошел бедняк домой. Но вдруг подул ветер и всю муку по полю развеял. Заплакал мужик: где помощи искать?
—Пойду разыщу ветер, пусть отдает муку,—сказал Никита жене.
И пошел искать ветра в поле. Шел он, шел и привела его тропинка в лес. Видит — в лесу дом стоит, в окошке огонь светится.
А в доме старуха сидит.
— Далече ли идешь, добрый человек? — спрашивает.
Рассказал ей мужик про свою беду.
— Ладно, — говорит старушка, — помогу тебе. Ветры — сыновья мои, это все их проделки.
Утром, чуть свет, распахнулись вдруг двери. Никто не вошел, а в доме шум, смех, гомон. Старуха положила на стол ложки, достала из печи котел с кашей. Минуты не прошло — каши как не бывало.
— Что же вы, непутевые, мужичка обидели? — спрашивает старуха.
— Дай ему краюшку хлеба, — отвечает один из сыновей-ветров.
И старушка вынесла из клети маленькую краюшку.
Обидно стало мужику: на один зуб и то мало.Бери, бери, милок. Тебе этой краюшки вовек не съесть, и с детьми, и с внуками.
— Ну спасибо тебе, бабка. Верно люди сказывают — долг платежом красен!
Вернулся Никита домой, вынул краюшку из-за пазухи, нарезал полный стол ломтей. Ребятишек досыта накормил, сам с женой вволю наелся, а краюшка все такая же — нисколько меньше не делается.
С той поры пошла у Никиты жизнь на лад. С братом за все долги рассчитался, всякая работа у него спорится, что ни затеет —во всем ему удача.
Богатый брат глазам своим не верит.
— С чего же ты разжился так ?— спрашивает. Никита по простоте и рассказал обо всем.
У богатого от жадности сердце так и загорелось.
— У меня как раз рабочие в доме— кормить надо, а бабе моей не управиться. Дай, милый брат, твою краюшку на неделю.
У Никиты хитрости никакой: нарезал себе ломтей, а краюшку брату отдал.
Прибежал богатый домой рад-радехонек.
— Ну, баба, теперь хоть сто работников нанимай, на всех хлеба хватит.
Кончилась неделя, и жалко стало богатому с краюшкой расставаться. „Как бы, — думает, — навек у себя оставить?» И надумал: припрятал ее, а Никите краюшку от своего каравая отправил.
Стал Никита ломти резать. Один отрезал, другой—краюшки как не бывало. „Это что же такое?» — думает. А того и в мыслях не имеет, что брат его обманул.
И опять пошло у Никиты прежнее житье: опять бесхлебица, бессолица, в доме раззорица. „Пойду-ка я опять к братьям-ветрам,— решил он. — Не дело это — на обман бедного человека брать».
— Опять ты, дурачина, пришел? — увидев мужика, загудели братья-ветры. Да угомонитесь вы, неугомонные, старуха. — Мужика-то зачем обманули?
— Да угомонитесь вы, неугомонные, старуха. — прикрикнула на сыновей старуха. — Мужика-то зачем обманули?
И приказали братья-ветры мамке вынести мужику кошелек самотряс.
— Иди домой, доброхот, —говорит старуха,— тебе кошелька ввек денег не вытрясти.
Жена всю пустую посудину собрала, подставлять не успевает, а деньги так и сыплются.
Купил Никита лошадь, корову, живет—-не тужит, нужды не знает.
—Как же ты все это нажил? — спрашивает богатый брат.
—Да вот опять ходил к братьям-ветрам—кошелек-самотряс подарили.
Богатый так и позеленел от злости.
— Братец дорогой, дай мне твой кошелек на день, мне как раз с работниками рассчитаться надо.
Никита и дал —опять брату поверил.
Вернулся богатый домой, спустился в подполье и давай трясти кошелек над картофельной ямой. Полную насыпал, уже и вторую натряс, а кошелек отдавать жалко.
Вот и придумал он: сшил из старой кожи такой же кошель вложил в него горсть монет и отправил брату.
Прошла неделя, собрался Никита на базар.
Достал свой кошелек-самотряс, тряхнул раз-другой, да кроме горстки монет, что брат положил, ничего не посыпалось.
— Видно, опять ветры обманули,—говорит жене.— Пусть обман и выправят.
А братья-ветры как раз в сборе были.
— Что же ты к нам опять пришел? Или опять чем недоволен? Только взглянули на кошелек — сразу все и поняли.
— Дай ему, мамка, суму, пусть ума набирается.
—Домой придешь, поставь суму в большой угол и скажи: „А ну, сума, дай мне ума». А ум будет, так и все будет. Да смотри, не жадничай — как наберешься ума, скажи: „Вот так сума, надавала ума».
Прибежал Никита домой, свалил суму в угол.
— А ну-ка, сума, дай мне ума!
Тут как выскочили из сумы двое молодцов, да как начали его стегать плетками!
— Вот тебе ума! Получай сполна! Вот тебе, дуралей! Вот тебе, ротозей! Не верь богачу! А то снова проучу!
— Вот так сума. Надавала ума!
Только это крикнул – молодцов как не бывало, а сума стоит в углу крепко-накрепко завязанная.
„Может, Никита опять какой подарок от ветров принес. Надо у него, дурака, выманить»,— думает богатый и опять идет к брату.
А Никита и говорит:
— Мне ветры суму дали — из нее сколько хочешь ума, столько и бери.
У богатого от зависти сердце сжалось: денег-то довольно, а вот ума не грех бы еще набраться.
Никите не жаль — и он протягивает брату суму.
Похвастал богатый перед женой обновой. Тут выскочили из сумы двое и начали его плетками стегать.
—Это мы тебя уму-разуму учим. Не бери чужого! Не бери! Не бери!
И знай себе хлещут.
А про то, как закрыть суму, богатый не знал. Пришлось ему за Никитой посылать.
— Ой, братушка, — плачет, — бери все — и краюху, и кошель, только уйми ты этих молодцов.
— Видно, мало набрался ты ума, коли додуматься не можешь Скажи только „Вот так сума, надавала ума!»—молодцы и спрячутся.
С тех пор закаялся богатый ходить к брату.
А Никита живет — горя не знает. Хлеб да деньги у него не переводятся. И ума не занимать. Чего уж лучше?
(Илл. Воробьевой А.)
